Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Лещик широко ощерился, будто вышла наружу остроумная проказа.

— Не я один…

— За что?

— За дело. Такие бабки огроменные огребает.

— Ну, огребает, — согласился Понизов. — Так не за просто так, за руки золотые. Но ведь и вам прилично платит.

— Платит, — неохотно подтвердил Лещик. — Но себе-то больше берет. Порешало насоветовал, чтоб посадили.

— Так если его посадят, вы сами заработка лишитесь!

— Зато по справедливости, — Лещик длинно и точно харкнул на почтовый ящик.

В какой раз поразился Николай Понизов причудливым извивам российской логики.

Когда наутро Понизов с Алексом подъехали к поссовету, Гусева, полная нетерпения, уже прохаживалась у крыльца.

— Так что, мальчики?! — бросилась она навстречу. — Они?

— Пока не признались, — огорчил ее Николай. — Валят всё на своего работодателя. Будто бы он на кладбище копает.

— Кто?

— Да ерунда это, — Понизов завел Гусеву в кабинет, помог раздеться, усадил. — Они его посадить пытаются. Вот и наговаривают.

Из коридора донесся приветливый баритон Бороды.

— Говорят, просили заглянуть, Николай Константинович? — он поздоровался с хозяином кабинета.

— Господи! Князюшка, — прошелестел потрясенный старушечий голос. Гусева неловкими движениями принялась выкарабкиваться из глубокого кресла.

Щербатов всмотрелся.

— Ксения Сергеевна! — бросился навстречу. Обхватил. Склонившись, поцеловал в печеную щечку.

— Князюшка! — она уткнулась головой ему в шею.

Отстранилась:

— Ой, как постарел! Пооплешивел. А худющий-то, хлеще прежнего… Надо же, — живой!

Ее усадили на место. Но она так и не выпустила узкую руку Щербатова, будто боялась, что он исчезнет, как видение. И всё поглаживала, поглаживала.

— Тоже мой пациент! — сообщила она остальным. — Уж как мы его баловали. И было за что. Семь лет без суда и следствия в психушке. Иные и впрямь ума лишались. А этот молодец, — еще и других поддерживал. Вечно щебечет что-то, по хозяйству приспособился помогать — и за плотника, и за завхоза. И помню, всё рисовал. Уж такие пейзажи были! А портреты! Меня рисовал. Жаль, затерялось при переездах. Я всё гадала, где он. Может, в Академии художеств выставляется. Фамилию на выставках искала… Не забросил ли?

— Не забросил, — глухим голосом подтвердил Борода. — Я теперь на плитах портреты выбиваю. Всё больше на граните. Иногда на мраморе.

Простодушная Гусева закивала:

— Я всегда знала! Дар-то божий пробьется!.. Покажешь ли?

— Покажу, — пообещал помрачневший Борода. — Сейчас с председателем поговорим. И — прошу ко мне в гости. Всё покажу. Всё расскажу.

Вопросительно поглядел на Понизова.

— Знаете, что ваши, со сто первого, копают на кладбище? — спросил тот.

— Конечно, — подтвердил Щербатов. — На фашистском захоронении. Слышал не раз. И копают-то, будто свиньи на огороде. Пройдитесь, — кости с тряпьем вперемешку. Пытался вразумить, достучаться, — какое там! Гогочут себе. Давно пора бы этот вандализм пресечь.

— Пресечем, — пообещал Понизов. — Вчера у них изъяли кой-какую мелочевку. Часть, похоже, ворованная. Утверждают, что кое-что ваше.

Он протянул руку к красной коробочке на столе. Извлек крестик.

— Поглядите, может, доводилось видеть?

— Слава богу! Нашелся, — прошептал Князь. — Так и подозревал, что их работа. Разгоню я эту банду. И пусть хоть в ООН пишут!

— Значит, и впрямь у вас украли? — Понизов с Алексом переглянулись, озадаченные. — Но тогда как этот крест к вам попал?

— Крест этот — память. Подарил мне его товарищ по психбольнице, что умер у меня на руках в пятьдесят шестом. Звали его… — Щербатов намекающе глянул на Гусеву.

— Константин Пятс! — выпалила та.

Щербатов закивал, довольный тем, что она вспомнила эту фамилию.

— Так-таки подарил? — уточнил Тоомс.

— Не то чтоб подарил, — Щербатов смутился. — Передал как опознавательный знак. Он знал, что меня выпускают. Хотел, чтоб я после его смерти сообщил в Эстонию родственникам, где он умер. А крест — что-то вроде пароля. Что не вру.

— И что ж не сообщил? — сухо поинтересовался Понизов.

Щербатов пошел пятнами.

— Испугался. Меня, когда выпустили, предупредили, что, хоть формально и свободен, но если из области куда уеду, заново посадят. А я-то понимал, что родственники там, в Эстонии, тоже под приглядом. И чуть засвечусь… Я ж больше десяти лет за решеткой провел!

— Складная легенда! — протянул Понизов.

Щербатов осекся.

— И прошла бы! — подхватил Тоомс. — Только неувязочка. Крест этот вместе с покойным Константином Пятсом в гробу был заколочен. И иметь его, следовательно, мог только тот, кто могилу эту разрыл.

— Как говорю, так и было! — вспыхнул Щербатов. — Крест получил от самого Пятса!

Но тут Гусева, дотоле притихшая, охнула:

— Господи! Да что ж это? Да как у тебя язык поворачивается такое говорить, когда я сама его с этим крестом похоронила! Вместе ж на лошади везли. Сам и гроб заколачивал. Разве не при тебе на шее поправляла?

— Не видел, — буркнул Щербатов, вовсе растерянный.

— Как же ты мог, святотатец? На что польстился? — она задохнулась.

Алекс поспешил подать разволновавшейся старухе воды.

Щербатов подошел к Гусевой, взял за руку.

— Ксения Сергеевна! — произнес он с чувством. — Времени-то сколько прошло. Память слабеет. Может, перепутали.

Гусева негодующе выдернула руку.

— Будет за дурочку держать! Я и вензелек помню, что был!.. Как же мог-то? Ведь за сынка считали! Надо же! Таким чистым мальчишкой казался.

Борода озадаченно отступился.

— Это называется, с больной головы на здоровую, — Понизов уничижительно скривился. — Вас, Щербатов, видели ночью на кладбище. Можете объясниться, что делали?

— Почему только ночью? Я и днем ходил, — с вызовом объявил Щербатов. — Искал могилу Константина Пятса.

— И — нашел! — Понизов пристукнул лапой стол, будто штемпель на решение поссовета поставил. — В том-то и фишка, что нашел! Но зачем вскрыл? Что искал?!

— Я не нашел могилу, — устало произнес Князь. — Искал, но не нашел. Там всё переменилось.

— А зачем искали? — уточнил Тоомс.

— Теперь это не важно.

— Нет, важно, — зловеще возразил Понизов. — Помнишь, сколько раз я тебя покрывал?.. Потому что за человека держал и величал не иначе, как на «вы» и по имени-отчеству. А щас ты повел себя как дешевка! И за это придется ответить. Или показываешь, где могила… Вот им нужны останки!.. Они за этим приехали, понимаешь?! Покажи, где! Остальное спишется! Или ты меня знаешь: с друзьями — друг. Но дальше: каждый волен, пока волен.